Вход на сайт

Наши партнеры

Так падают стены

Берлинцы запускают в небо воздушные шары, символизирующие Берлинскую стену, 9 ноября 2014 г. Фото Axel Schmidt&Reuters«Так падают стены» – статья с таким названием была анонсирована в журнале «Родина». Она была напечатана с названием «Мы один народ» («Мы один народ» /​/​Родина, 2010. № 4. С. 112 – 115.), что тоже неплохо. Новый юбилей – это уже четверть века без Берлинской стены. Немцев можно понять – «праздник на их улице продолжается», и на вопрос «Где Стена?», могут теперь отвечать – «Она улетела!», но «обещала вернуться…». Мир без Стены не стал более прочным, а лубочные картинки с европейского веселья вряд ли способны снять тревогу за будущее. А ведь все могло быть иначе, если бы не удивительное нагромождение ряда случайностей, что и стало основанием считать произошедшее «закономерностью».


Данная публикация взята из книги «Германская политика канцлера Гельмута Коля 1982 – 1990 гг.» (Петелин Б.В., Вологда, 2004. С. 124 – 146).



ПАДЕНИЕ СТЕНЫ: ПОВОРОТ В ГЕРМАНСКОЙ ПОЛИТИКЕ

Немецкие и российские исследователи истории германского единства продолжают ставить вопрос: «Кто отдал распоряжение об открытии границы ГДР?». Из российских авторов чаще других о падении Берлинской стены писал И.Максимычев, который, по его словам, оказался в «центре политического урагана», бесследно унесшего целую страну[1]. В одной из своих статей он пишет, что «падение Стены не было спланировано заранее, что оно произошло спонтанно вследствие переплетения ряда закономерных, но не связанных между собой эпизодов»[2]. Действительно, утверждать, что «падение Стены» было специально приурочено к памятной и роковой дате в немецкой истории – 9 ноября, могут лишь те, кто верит в магические числа. Так распорядилась история. Но нельзя согласиться и с тем, что все произошло «спонтанно» (К. Зонтхаймер считает, что стена-граница рухнула «скорее случайно»[3]), без всякой внутренней связи («…под давлением лавины протестов стена должна открыться» – пишет В. Ягер[4]).

Реконструировать ход событий и действий политиков, как со стороны ГДР, так и со стороны ФРГ, не представляет больших затруднений[5]. Многие документы, свидетельства, воспоминания опубликованы в Германии, но остаются малодоступными для российского читателя. Завязка произошла 9 ноября на заседании ЦК СЕПГ, когда генеральный секретарь Эгон Кренц в 15 час. 30 мин. сделал заявление. В виду тяжелой ситуации с выездом на Запад, сказал Кренц, следует принять новое положение, тем более, что это касается и Чехословакии, которая может последовать венгерскому примеру. Закрыть границу с ЧССР, продолжал Кренц, мы не можем, так как в этом случае накажем собственных граждан, что только усилит протесты с их стороны. В постоянном представительстве ФРГ в Берлине ремонтные работы закончились, а это значит, что туда вновь устремятся граждане. Единственный выход – упростить порядок выезда. «Решение к изменению ситуации с выездом граждан ГДР через ЧССР» было подготовлено В.Штофом, который по конституции все еще оставался председателем Совета министров[6]. Предлагалось:

Постановление от 30 ноября 1988 г. о поездках граждан за границу отменяется, вплоть до вступления в силу нового закона о поездках.

Следующие временные положения о переходах, поездках и выезде на постоянное место жительства за границу тотчас вступают в силу:

а) частные поездки за границу могут быть разрешены без наличия предварительных условий (повода или приглашения к выезду). Разрешения выдаются в кроткий срок. Отказ применяется только в особенных исключительных случаях.

б) компетентным отделам паспортной — и службы связи учреждений народной полиции в ГДР предоставляется безотлагательно выдавать визы на постоянный выезд, без требуемых для этого предварительных условий. Подача заявлений на постоянный выезд возможна также как и прежде в отделы внутренних дел.

с) постоянный выезд в ФРГ и Западный Берлин может осуществляться через все пограничные пропускные пункты ГДР.

д.) вместе с тем временно отменяется выдача соответствующих разрешений в представительствах ГДР за границей на постоянный выезд через третьи страны по удостоверению личности ГДР.

Сообщение о временном положении о переходах следует опубликовать 10 ноября.

Это сообщение выглядело следующим образом: «Как сообщает пресс-служба министерства внутренних дел, Совет министров ГДР решил, что до вступления в силу соответствующего законного регулирования установленного Народной палатой временное положение о переходах, поездках и постоянном выезде из ГДР за границу остается в силе»[7]. Вокруг этого текста развернулась небольшая дискуссия. Министр культуры Хофманн высказал опасение, что население воспримет формулировку «временное» так, что «нельзя терять больше времени». Министр внутренних дел Диккель настаивал на том, чтобы вся ответственность возлагалась бы на Совет министров. Решили определение «временное» снять, а текст доработать. Окончательный вариант «новых положений», что предназначался для опубликования 10 ноября 1989 г., был несколько изменен. В нем всего 4 пункта. Приведем его содержание по тексту документа из Ведомства федерального канцлера (Док. № 79А)[8].

О новом регулировании поездок

Совет министров ГДР решил, что до вступления в силу соответствующего регулирования Народной палатой следующие положения для частных поездок и постоянных выездов из ГДР за границу вступают в законную силу незамедлительно:

Частные поездки за заграницу могут быть разрешены без наличия предварительных условий (повода или приглашения к выезду). Разрешения выдаются в короткий срок.

Компетентным отделам паспортной службы — и регистрационным отделам окружных отделений народной полиции ГДР дано указание безотлагательно выдавать визы на постоянный выезд, без требуемых для этого предварительных условий. Подача заявлений на постоянный выезд возможна также как и прежде в отделы внутренних дел.

Постоянный выезд в ФРГ и Западный Берлин может осуществляться через все пограничные пропускные пункты ГДР.

Вместе с тем временно отменяется выдача разрешений в представительствах ГДР за границей на постоянный выезд через третьи страны по удостоверению личности ГДР.

Не следует представлять так, что с 10 ноября все граждане ГДР получали право на выезд. По-прежнему была нужна виза, а для ее получения требовался заграничный паспорт, которым обладали в то время всего 4 млн. граждан. Естественно, для рассмотрения заявлений и ходатайств требовалось время и, в конечном счете, все решали органы. Поэтому никто не предвидел, что новое регулирование поездок на запад приведет к падению стены.

Составленный фактически «на ходу» документ был, что называется, «сырой», но его решили огласить на пресс-конференции, которые проводил руководитель Берлинской партийной организации СЕПГ Гюнтер Шабовски. Пресс-конференция началась в 18 часов. Она была посвящена итогам работы пленума ЦК СЕПГ. Плохо информированный Шабовски начал читать текст примерно через час после начала пресс-конференции[9]. На вопрос итальянского корреспондента: «Когда это можно сделать?» Шабовски несколько раз повторил, что «положение немедленно вступает в силу». Ход пресс-конференции транслировался телевидением ГДР. Но только после того, как западногерманское телевидение объявило об этом сенсационном сообщении, жители Восточного Берлина устремились к пограничным переходам, чтобы «спонтанно протестировать новые правила для поездок»[10]. К полуночи скопились десятки тысяч людей и переходы были открыты. Берлинская стена, а с ней и граница ГДР пала. Только за ночь в Западном Берлине побывало около 60 тыс. граждан ГДР.

Случившееся было настолько удивительным и неправдоподобным, что в него отказывались верить как на Западе, так и на Востоке. В Ведомстве федерального канцлера знали о готовящемся новом положении о поездках и выезде из ГДР, но никто не мог предвидеть того, что последует за этим. И все же создается впечатление, что ближайшие помощники и советники канцлера, как и он сам, внутренне были готовы к самым неожиданным поворотам в ночь на 10 ноября.

Министр Зайтерс после краткого телефонного разговора с канцлером вечером 9 ноября прибыл в Бундестаг. Здесь разыгрались «волнующие сцены», которые затем описали наблюдавшие за происходящим двое журналистов. Эти «описания» приводит в своем исследовании Ягер[11]. В 20 час. 20 мин. вице-президент бундестага Ренгер объявила, что заседание по просьбе председателей фракций прерывается на четверть часа. Депутаты столпились перед телевизором, с недоверием и удивлением всматриваясь в происходящее в Восточном Берлине.

В 20 час. 46 мин. заседание Бундестага было продолжено. После короткого заявления Зайтерса, слово взял председатель фракции СДПГ Фогель, за ним – Дреггер, председатель фракции ХДС/​ХСС, далее представитель фракции «зеленых» Липпельт и последним выступил председатель фракции СвДП Мишник. Все ораторы удостоились громких и дружных аплодисментов от депутатов всех фракций, что случалось крайне редко в истории бундестага. Накал эмоций был столь велик, что у многих на лицах появляются слезы. После обращения Мишника два-три депутата от христианских партий вдруг встали и с дрожью в голосе запели: «…Einigkeit und Recht und Frei­heit für das deutsche Vater­land» (третья строфа национального гимна)[12]. Гимн подхватывают депутаты от СвДП, СДПГ и даже от Партии зеленых. На такой эмоциональной и национальной ноте закончилось заседание бундестага.

Канцлер Г. Коль находился в это время в Варшаве. Вечером, перед государственным банкетом, который давал в честь Коля премьер-министр Польши Мазовецкий, канцлеру позвонил его сотрудник Аккерман с информацией о ситуации в Берлине. Как он потом вспоминал, с огромным трудом ему удалось убедить канцлера в реальности происходящих событий. После обеда прошла пресс-конференция, на которой Коль говорил о своем визите в Польшу. Но журналистов интересовало больше то, как Коль оценивает события в Берлине. Естественно, задавался вопрос о дальнейших планах канцлера в виду «прорыва в ГДР».

Коль к тому моменту решения еще не принял, хотя во время обеда говорил Мазовецкому о возможной приостановке визита[13]. В полночь Коль еще раз переговорил с Аккерманом, который посоветовал возвращаться. Сделать это было не так просто. Могли возникнуть осложнения в отношениях с Варшавой. Тем не менее, посовещавшись в своем окружении, канцлер принял решение прервать визит и 10 ноября вылететь в Бонн.

В первой половине дня из Ведомства федерального канцлера Коля информировали, что ХДС в Берлине планирует провести большой митинг. Ему передали также намерение правящего бургомистра Западного Берлина Вальтера Момпера провести манифестацию перед Шёнебергской ратушей (Schöneberger Rathaus) с участием федерального канцлера. Данная инициатива Момпера не была согласована ни с советниками Коля, ни с ним самим. Однако канцлер решил лететь в Берлин. Как впоследствии вспоминали его сотрудники, Коль не хотел следовать примеру Аденауэра, который в 1961 не отправился сразу в Берлин, когда там 13 августа стали возводить стену, что обернулось для первого бундесканцлера падением авторитета. Утром 10 ноября Р.Зайтерс из Бонна информировал послов западных держав в ФРГ о том, что канцлер прерывает свой визит в Польшу и намерен прибыть в Берлин. Посол США В. Уолтерс обещал оказать свое содействие.

Столь подробное освещение действий канцлера ФРГ и его сотрудников из Ведомства показывает, что все они действовали энергично, практически без колебаний, принимали ответственейшие решения. И как это разительно отличается от действий восточногерманских властей. Так, например, Х. Модров, назначенный, но еще не вступивший официально в должность главы правительства (Народная палата утвердила его кандидатуру 13 ноября), наблюдал за открытием границы по телевизору[14].

День 10 ноября по оценкам очевидцев был наиболее опасным. С утра поток граждан ГДР вновь устремился в западную часть Берлина. Границы практически не существовало. Достаточно было одного, самого незначительного инцидента, и могли быть использованы войска для наведения порядка. Отдельные части Национальной народной армии ГДР были приведены в состояние повышенной готовности. Что касается советских войск, то, по словам И.Максимычева, министр иностранных дел СССР Э. Шеварднадзе буквально приказал военным «не шевелиться» и «не высовываться»[15]. Впрочем, М.Горбачев уже не раз говорил, что Советский Союз «не желает повторения событий 17 июня 1953 г.» (данное высказывание приводит Коль в своих воспоминаниях [16]), то есть, не будет вмешиваться в события, как бы они не развивались.

С другой стороны, ситуация оказалась неординарной: власти ГДР не обладали полным правом при решении вопроса, затрагивающего режим границы. Как член ОВД, ГДР должна была обсудить этот вопрос, или запросить мнение других государств членов ОВД, в первую очередь, СССР. Самое существенное – открытие границы с Западным Берлином затрагивало его статус, определенный Четырехстороним соглашением 1971 г., а это уже подрывало одну из основ в системе европейской безопасности. Данный факт получил различные оценки и комментарии в исследованиях, воспоминаниях очевидцев и непосредственных участников[17].

Главным действующим лицом 9 – 10 ноября и в последующие дни были не политики, а немецкий народ. «Переход к режиму открытой границы, — констатирует И. Кузьмин, — означал огромный шаг на пути восстановления единства нации». И за стихийным порывом масс следует видеть доминирующее «пробуждение чувств национальной общности»[18]. Что касается политиков, то они должны были ввести этот «порыв» в рамки объединительного процесса, или погасить его, что также не исключалось.

Канцлер Коль выбрал первое. Добраться до Берлина из Варшавы оказалось непросто. Самолет канцлера, принадлежащий бундесверу, не мог совершить посадку в Западном Берлине, поэтому пришлось лететь до Гамбурга, там пересаживаться на самолет ВВС США и только таким образом, Коль во время прибыл на объявленный митинг перед Шёнебергской ратушей в Западном Берлине. Позже участие Коля в этом митинге и его выступление стало своего рода «легендой», подобно тем, о которых пишет историк Корте. Однако для канцлера митинг превратился в серьезное и не совсем приятное испытание. Достаточно сказать, что его появление было встречено свистом. Причем, участвовали в этом «концерте» от 3 до 5 тыс. человек. Свист, крики и прочее в этом духе продолжалось и во время выступления Коля [19]. К слову: выступивших здесь же Момпера, Брандта и Геншера собравшиеся приняли куда благожелательней. Впрочем, от участников, среди которых было много левых, а также прибывших из Восточного Берлина, иного отношения к Колю, председателю «буржуазной» ХДС, ожидать было трудно.

Канцлер проявил не только самообладание, но и чувство прозорливости, когда в бушующей толпе (по оценкам на площади перед ратушей собралось от 20 до 50 тыс. человек) произнес эмоциональную речь, обозначив в ней главную цель в начавшихся переменах – воссоединение нации. Учитывая значение этой речи, приведем ее содержание[20].

Обращение федерального канцлера Коля

Дорогие берлинцы, дорогие земляки в ГДР и в Федеративной Республике Германия!

Здесь на этой площади перед Шёнебергской ратушей спустя 40 лет берлинцы собрались вместе, чтобы выступить за мир и за свободу этого города. Они прибыли, чтобы снова обратиться друг к другу с миром, обратиться с доброй волей, показать готовность к действиям. Этот день является великим днем в истории этого города и великим днем в немецкой истории. Мы все работали на этот день. Мы его дождались. Мы видим одну картину — через Бранденбургские ворота отовсюду в эти часы люди из ГДР могут прийти к нам и граждане этого города и граждане нашей Федеративной Республики Германии могут идти в другую часть Германии: без контроля, без государственного насилия, соответственно своей свободной воле. Мы должны также в этот час на этой площади подумать о тех, которые погибли у этой стены. Мы должны это исполнить сейчас, когда, наконец, эта стена пала.

Уважаемые дамы и господа, дорогие берлинцы, мы все стоим сейчас перед большими испытаниями. Мы видим в эти дни у наших земляков там, в ГДР, в Восточном Берлине, в Лейпциге и Дрездене и во многих городах вновь стремление к рассудительности – стремление, которое значит, что в этот счастливый, но также трудный час в истории нашего народа, будем действовать осмотрительно и разумно. Разум подсказывает, радикальные призывы и голоса не приведут к успеху. Разум сейчас подсказывает — надо видеть весь масштаб всемирно-политического, европейского и германского развития. Кто, как мы — прибывшие сюда прямо из Варшавы — смог познать, что процесс реформ в Венгрии и в Польше стал возможен потому, что там с рассудительностью, шаг за шагом, находили путь в совместное будущее — тот знает, какое это имеет сейчас значение.

Прежде всего, речь идет о нашем совместном будущем, речь идет о свободе наших земляков в ГДР во всех областях их жизни. Люди в ГДР имеют право на свободное выражение мнения, на действительно свободную прессу, на свободное образование профсоюзов, на свободное создание партий, на всё в соответствии с Хартией ООН о правах человека, на свободные, равные и тайные выборы. Наши земляки в своей борьбе за эти свободы имеют при этом нашу полную поддержку. И я обращаюсь с этого места так же — как в среду (8 ноября – Б.П.) в немецком Бундестаге — к властям в ГДР: откажитесь теперь от вашей монополии на власть! Установите тот дух реформ, который сегодня в Венгрии, в Польше гарантирует будущее этим народам! Дайте свободный путь для народной власти через народ и для народа!

Уважаемые дамы и господа, я подтверждаю здесь снова позицию Федеративной Республики Германия, что мы готовы поддержать этот процесс в возможных для нас рамках. ГДР, которая приступила к реформам с целью свободы и конкретной помощи людям во всех областях общества, мы, исходя из нашей моральной обязанности за единство немецкой нации, безусловно, поддержим. Я уверен: если эти реформы пойдут и если ГДР на этом пути будет продвигается, тогда наши земляки, которые сейчас живут с мыслью покинуть ГДР, останутся на своей законной родине. Они хотят найти свое счастье дома. И многие из тех, которые в эти дни искали пути к нам, будут готовы, чтобы помогать при перестройке собственной родине. Мы, граждане в Федеративной Республике Германия, желаем поддержать их от всего сердца. Никто не может стоять при этом в стороне: картины этих недель и дней показывают нам наш долг.

Я хочу обратиться ко всем в ГДР: вы не одиноки! Мы находимся на вашей стороне! Мы являемся и остаемся одной нацией, и мы принадлежим к ней вместе! Мы благодарны, что нам на этом пути помогают наши друзья и партнеры в мире, что они поддерживают нас, что они проявляют с нами солидарность. Мы благодарим наших американских, британских и французских друзей за поддержку и солидарность, что было существенным для свободы свободной части Берлина в последние десятилетия. Без их стойкости мы бы сегодня не имели этого дня. Выразим наше уважение Генеральному секретарю Михаилу Горбачеву, который вместе с нами в совместном заявление от 13 июня в Бонне признал безусловное право народов на самоопределение.

Берлинцы, дух свободы наполняет сегодня всю Европу: Польша, Венгрия и сейчас ГДР. Право на самоопределение является основным правом людей и народов. Мы требуем этого права для всех в Европе. Мы требуем этого для всех немцев. Я обращаюсь в этот час ко всем нашим землякам, что мы в своих сердцах желаем одного, солидарно друг с другом создавать будущее, отныне все вместе и совместно предоставлять помощь тем, кто в ней нуждается.

Мы хотим идти этим путем с горячим сердцем и с холодным рассудком. Речь идет о Германии, речь идет о единстве, правах и свободе. Да здравствует свободный немецкий Фатерланд! Да здравствует свободная, единая Европа!

Несмотря на эмоциональный характер речи, что соответствовало данному моменту и мероприятию, канцлер настойчиво проводил мысль о необходимости демократических реформ в ГДР в направлении самоопределения ее народа. Впрочем, по-иному воспринимать все то, что произошло и происходило на глазах сотен тысяч людей, было трудно.

Выступавший на митинге его организатор социал-демократ Момпер, отличавшийся своей «левизной», сказал, что «вчерашний день еще не стал днем воссоединения, а был днем свиданий в нашем городе». Далее он говорил о том, что ГДР «обретет свою легитимность в демократическом социализме», что граждане ФРГ могут «поучиться» у ГДР, например, «социальной ответственности» и т. д.

Другие ораторы, Брандт и Геншер, выступая перед канцлером, ставили преодоление немецкого раскола в центр своих обращений. Однако никто не брался обозначить какие-то конкретные шаги в этом направлении. Брандт говорил о том, что к прошлому возврата уже нет, что СЕПГ должна провести свободные выборы. Бывший канцлер, пожалуй, был первым, кто после падения стены сказал, что в советском военном присутствии в Восточной Германии «кое-что будет меняться… так будет не всегда»[21]. Впрочем, это исходило из чисто эмоционального настроения, из желания снять угрозу кровопролития. Брандту, который не скрывал своих слез[22], видимо вспомнились события 17 июня 1953 г., когда он был членом палаты депутатов Берлина (Западного).

Коль в силу своей должности не мог на митинге говорить о вещах, которые каким-либо образом могли затрагивать интересы великих держав. Для этого были использованы другие каналы и возможности. Во время первого митинга Колю было передано послание Горбачева через советского посла в ФРГ Квицинского. В своих воспоминаниях, которые вышли вначале в ФРГ[23], посол подробно воспроизводит этот сюжет, когда ему с трудом удалось связаться с Тельчиком и зачитать текст для передачи канцлеру[24]. Так как текст послания отсутствует в книге дипломата, то приведем его из сборника документов Ведомства федерального канцлера (Док. № 80)[25].

Устное послание Генерального секретаря Горбачева Федеральному канцлеру Колю. 10 ноября 1989 г.

10 ноября 198917.40 час. советский посол Юлий Квицинский передал мне (Тельчику – Б.П.) по телефону из Бонна в Берлин следующее устное послание генерального секретаря Горбачева господину федеральному канцлеру. Это послание передано было во время идущей демонстрации перед Шёнебергской ратушей.

Текст гласит:

Руководство ГДР приняло решение открыть свободный выезд в Федеративную Республику и в Берлин гражданам ГДР. Понятно, что это решение нового руководства ГДР было нелегким. Это решение одновременно подтверждает глубину и серьезность изменений, которые совершаются в настоящее время в ГДР. Руководство ГДР действует в интересах народа целеустремленно и динамично. Оно развивает широкий диалог с различными группами и слоями населения.

На этом политическом и психологическом фоне поданные в Федеративной Республике заявления могут вызвать эмоции и страсти. Лозунги непримиримости и нетерпимости по отношению к реальности, что существуют два суверенных немецкие государства, преследуют только цель, дестабилизировать положение в ГДР. Они предназначены подорвать развивающийся в ГДР процесс демократизации и обновления всех областей жизни и общества. Доходят сообщения, что сегодня в Западном Берлине состоится митинг с участием политиков из ФРГ и Западного Берлина. Одновременно запланирована другая манифестация в столице ГДР. Ввиду свершившегося «открытия» и массового передвижение человеческих потоков в обоих направлениях может возникнуть хаотичная ситуация, последствия которой были бы непредсказуемы.

Принимая во внимание недостаток времени и остроту настоящего момента, я считаю необходимым, чтобы Вы лично обратились к ним в духе открытости и реализма, с тем, чтобы с вашей стороны могли начаться необходимые и самые срочные мероприятия, чтобы предотвратить обострение положения и дестабилизацию.

Можно сказать, что Коль учел «пожелание» Горбачева, более того, несмотря на возобновление визита в Польшу, 10 – 11 ноября канцлер провел огромную работу, чтобы снять напряжение вокруг сложившейся ситуации. Прежде всего, нужно было выяснить мнение у союзников и прозондировать почву насчет дальнейших шагов в германской политике. Вечером 10 ноября (около 22 час. как отмечено в документе) состоялся телефонный разговор с премьер-министром Великобритании М.Тэтчер (Док. № 81). Канцлер вначале поделился своими впечатлениями от визита в Польшу, сказав, что положение там очень трудное, руководство еще неопытно и без внешней помощи (канцлер назвал источник этой помощи – МВФ) полякам из кризиса не выйти. Затем Коль поделился информацией о ситуации в Берлине и положении в ГДР, на что Тэтчер ответила, что она «уже в курсе». Разговор с премьер-министром Великобритании занял всего полчаса, после этого последовал звонок президенту США Дж.Бушу (в Вашингтоне было 16.30. Док. № 82). Буш воспринял известия о событиях в Берлине с радостью и пожелал канцлеру успеха. Утром 11 ноября Коль связался по телефону с президентом Франции Ф.Миттераном, который предостерег от возможного ухудшения положения, но заявил о своем «желании вместе с немецким народом пережить этот великий момент истории»[26].

Телефонные переговоры канцлера ФРГ с руководством западных держав – ответственных за Германию в целом, означали, что германский вопрос вновь становится предметом международных переговоров. В отличие от 50-​х гг., когда германский вопрос пытались решить «за немцев, но без немцев», в данной ситуации положение менялось. Действенная инициатива исходила на этот раз от немецкого народа («Мы один народ!» – этот лозунг вскоре стал целью революции в ГДР), который решительно смел Берлинскую стену и потребовал от своих политиков дальнейших шагов. Положительная реакция западных союзников в те дни вполне объяснима. Падение стены в условиях конфронтации между Западом и Востоком отвечало, прежде всего, интересам западной стороны, которые, естественно, необходимо было оформить[27].

В то же время не следует упрощать возникшую ситуацию. Её взрывной характер внес напряженность в отношения ФРГ с её западными союзниками и партнёрами. Хорст Тельчик в своем дневнике детально зафиксировал все нюансы «телефонной дипломатии» канцлера. Колю пришлось приложить немалое мастерство, чтобы настроить на позитивный лад и Тэтчер, и Миттерана, и Мазовецкого. В Ведомстве федерального канцлера, как пишет Тельчик, в те дни были обескуражены необычайно резким, враждебным заявлением премьер-министра Израиля И.Шамира, в связи с открывшейся возможностью воссоединения страны. Шамир увидел в этом толчок к «возрождению германского милитаризма и экспансионизма»[28]. Следовало ли звонить в Иерусалим и давать какие-то разъяснения относительно произошедшего и дальнейших шагов в германской политике, или нет, решал канцлер. Обвинять задним числом Коля и его советников в допущенном «просчете» вряд ли корректно[29].

Канцлеру пришлось в срочном порядке устанавливать надежный контакт с властями ГДР. Телефонный разговор с Кренцем состоялся 11 ноября 1989 г. (Док. № 86). Все произошедшее, в первую очередь, касалось их — немцев, независимо от того, какое государство они тогда представляли. Осознание этой ответственности проявилось в атмосфере и содержании беседы Коля и Кренца. Искать в ней какую-то сенсацию, на наш взгляд, бессмысленно. И канцлер ФРГ, и председатель госсовета ГДР стремились заверить друг друга в искренних намерениях: во что бы то ни стало избежать «радикализации». Однако при этом их позиции расходились в главном. Кренц считал, что отказ от «радикализации» должен означать и отказ от воссоединения, о чем он сказал канцлеру, надеясь на согласие. Коль заявил, что «в этом пункте их понимание расходится»[30]. Он стал канцлером, присягая конституции ФРГ, что налагает на него ответственность за единство немецкого народа. Но «в настоящий момент все-таки воссоединение занимает нас меньше всего». Как видим, руководители ФРГ и ГДР открыто обменялись мнением по германскому вопросу и германской политике.

Далее шел разговор о насущных проблемах ГДР. Кренц изъявил желание к широкому сотрудничеству во всех областях: от экономики до гуманитарной области. Он заявил о готовности к «радикальным реформам» и сообщил, что уже проделана предварительная работа по выполнению тех условий, о которых говорил канцлер. Для согласования позиций в решении неотложных вопросов было решено, что в Берлин 20 ноября прибудет министр Зайтерс, с которым Кренц может согласовать дату и место личной встречи между Колем и Кренцем. При этом Коль отметил, что это встреча не должна проводиться в Восточном Берлине. На что довольный Кренц, смеясь, сказал: «Встреча вне столицы будет в порядке»[31].

Сообщение о планируемой встрече попало в печать ФРГ и ГДР. О ней сказал Кренц в радиообращении 11 ноября, подчеркнув, что речь идет о руководителях двух «полностью суверенных германских государствах». В тот момент Кренц, конечно, не мог знать, что встреча с Колем не состоится из-за его скорой отставки. Но создается впечатление, что подобная встреча вряд ли бы состоялась и не будь этой отставки. Коль не был расположен к Кренцу («наследник» Хонеккера, генеральный секретарь СЕПГ и т. д.), но, на наш взгляд, дело не только в этом.

Кренц, скорее всего, не пошел бы на «форсированную ликвидацию» ГДР. Он был опытным партийным функционером и мог оказаться несговорчивым в «треугольнике: Коль – Кренц – Горбачев». Подтверждение этому можно обнаружить в воспоминаниях Коля и его ближайшего советника Тельчика. Данный сюжет имеется в воспоминаниях Х.Модрова, более доступных российскому читателю. Он пишет, что в 1996 г. Коль «пренебрежительно высказался об этом телефонном звонке и в адрес самого Кренца». Но у Тельчика в его дневнике (1991 г.) записано, что беседа Коля и Кренца шла в «лояльном и совершенно спокойном тоне, свойственном старым знакомым»[32].

После разговора с Кренцем, канцлер Коль беседовал с генеральным секретарем КПСС М.Горбачевым. Советский руководитель к этому времени также провел ряд телефонных переговоров с западными политиками, как того требовала ситуация в центре Европы. Поэтому какого-либо обмена информацией на этот счет в их разговоре практически не было. Переговоры с Колем заняли около получаса. Их запись имеется в Горбачев-фонде[33] и включена в сборник документов из Ведомства федерального канцлера (Док. № 87).

Коль поблагодарил Горбачева за послание от 10 ноября, сказал несколько слов о визите в Польшу и своих предстоящих переговорах с Ярузельским, а также о возможной встрече с Кренцем в конце ноября текущего года. Достаточно хорошо зная уже Горбачева, заверил сразу, что он «отвергает любую форму радикализации» положения в ГДР. За этим последовал очень интересный поворот, когда источником «радикализации» по существу была названа ГДР. Коль сказал, что он желает, прежде всего, чтобы люди оставались в ГДР. Возникла опасная ситуация с переселенцами. В ФРГ уже размещено 230 тыс. и число это растет. Теперь, когда граница открыта, а экономическое положение в ГДР продолжает ухудшаться (Коль сказал, что, он пока не знает, в каком объеме Кренц собирается проводить реформы), восточногерманских граждан ничто не сдерживает. Что остается делать в этом случае руководству ФРГ? Проблема в этой беседе не получила развития, но вопрос был поставлен.

Есть еще один интересный момент в разговоре двух руководителей. Канцлер, зная о нарастающих экономических трудностях в СССР, предлагает Горбачеву помощь и даже просит о том, чтобы Горбачев прямо обращался к нему, когда надо помочь[34]. Естественно, что в таком случае, Коль надеялся в будущем на понимание своей политики в германском вопросе. Горбачев пытался заверить канцлера в том, что новое руководство ГДР имеет далеко идущую программу преобразований относительно свободы, демократии и экономической жизни. Нужно только дать время. Для ФРГ и Советского Союза события в ГДР являются чрезвычайно важными, учитывая историю отношений и их современный характер. Сложился своего рода «треугольник», сказал Горбачев, что мы уже отмечали, в котором все должно быть «уравновешено». Это было здравое замечание, но чтобы сохранить эту «фигуру» равносторонней требовались не только слова.

После падения Берлинской стены, даже при всем своем желании, власти ГДР не могли восстановить прежнее положение республики. Самое большее, что они могли сделать, это попытаться перевести стихийный процесс объединения в русло затяжных переговоров с участием всех заинтересованных сторон. Западногерманская сторона не возражала против переговоров об урегулировании кризиса в ГДР, собственно они уже шли, но падение стены предоставило шанс в достижении реального сближения между ФРГ и ГДР.


[1] См.: Максимычев И. Ф. Конец берлинской стены /​/​Международная жизнь. 1991. № 2; Его же. О воссоединении Германии /​/​Международная жизнь. 1993. № 7; Его же. Падение Стены/​/​США: экономика-политика-идеология. 1996. № 11.

[2] Максимычев И.Ф.Падение Берлинской стены. Записки очевидца /​/​Новая и новейшая история. 2000. № 4. С. 128.

[3] Зонтхаймер К. Федеративная Республика Германия сегодня. С. 81.

[4] Hand­buch zur deutschen Ein­heit /​Werner Wein­den­feld /​Karl-​Rudolf Korte (Hrsg). S. 208.

[5] К 10 -летию падения Берлинской стены журнал «Шпигель» опубликовал хронику «ста дней» революции в ГДР с подробным освещением действий всех главных участников грандиозных событий в центре Европы. См.: „100 Tage im Herbst“. In: Der Spiegel. 1999. N 39 – 51.

[6] Данный документ приводит в своем томе «Истории германского единства» В. Ягер. См.: Jäger W. Op. cit. S. 40 – 41.

[7] Ibid. S. 41.

[8] Deutsche Ein­heit: Son­dered­i­tion aus Akten des Bun­deskan­zler­amtes 1989/90. S. 504.

[9] Ход пресс-конференции показан в докладе Хертле на слушаниях Комиссии бундестага. См.: Her­tle H.-H. Der 9. Novem­ber 1989 in Berlin /​/​Mate­ri­alien der Enquete — Kom­mis­sion „Aufar­beitung von Geschichte und Fol­gen der SED-​Diktatur in Deutsch­land“. Bd. VII, Teil 1. Frank­furt am Main, 1995. S. 843 – 849.

[10] Jäger W. Op. cit. S. 42.

[11] Ibid. S. 43.

[12] Ibi­dem. Эту же сцену воспроизводит Мазер в своей книге о Коле. См.: Мазер В. Гельмут Коль. С. 306.

[13] Jäger W. Op. cit. S. 44.

[14] Модров Х. Указ. соч. С. 295.

[15] Максимычев И.Ф. Падение Берлинской стены. Записки очевидца. С. 134.

[16] Kohl H. „Ich wollte Deutsch­lands Ein­heit“. S. 132.

[17] Большинство авторов отмечают, что до 10 ноября Кренцу не удалось связаться с высшим руководством СССР и «новые положения» о переходах и поездках были прияты без консультаций с М.Горбачевым или Э. Шеварднадзе. Ситуация по-прежнему остается не проясненной, хотя и существуют различные версии, рассмотрение которых не входит в планы настоящего исследования.

[18] Кузьмин И.Н. Шесть осенних лет. С. 130.

[19] По данным Круга христианско -демократических студентов (RCDS) акцию на митинге против Коля провели левые при попустительстве Момпера. KAS. ACDP: Presse­doku­men­ta­tion. 1÷20÷61. 14. Nov. 1989.

[20]См.: Ansprache von Bun­deskan­zler Kohl /​/​Aussen­poli­tik der Bun­desre­pub­lik Deutsch­land: Doku­mente von 1949 bis 1994. S. 620 – 621.

[21] Ibid. S. 619 – 620.

[22]Брандт В. Воспоминания. С. 505 – 506.

[23]См.: Kwiz­in­skij J. Vor dem Sturm: Erin­nerun­gen eines Diplo­maten. Berlin, 1993.

[24] Квицинский Ю.А. Время и случай: заметки профессионала. М., 1999. С. 11 – 12.

[25] Deutsche Ein­heit: Son­dered­i­tion aus Akten des Bun­deskan­zler­amtes 1989/90. S. 504 – 505.

[26] О своих впечатлениях от состоявшихся переговоров канцлер рассказал в мемуарах. См.: KohlH. „Ich wollte Deutsch­lands Ein­heut“. S. 137 – 138.

[27] Как пишет политолог Л. Воробьева по «свидетельству американского сенатора М. Вэллопа, в 1989 г. союзники имели основания опасаться, что в Германии произойдут фундаментальные изменения, в результате которых немцы отойдут от идеалов альянса». Такое развитие германо-германских отношений до падения Берлинской стены для Запада было весьма нежелательным. См.: Воробьева Л. М. Объединение Германии: ретроспективный взгляд на актуальную проблему. М., 1998. С. 21.

[28] Teltschik H. 329 Tage: Innenan­sichten der Eini­gung. S. 33 – 34.

[29] На этот «просчет» администрации Коля указывал профессор политологии Ш. Авинери (Еврейский университет, Иерусалим) в своей статье «Внешняя политика Германии с точки зрения Израиля). Подробнеесм.: Inter­na­tionale Poli­tik (на рус. яз.). № 12. 1998. С. 36 – 43.

[30] Deutsche Ein­heit: Son­dered­i­tion aus Akten des Bun­deskan­zler­amtes 1989/90. S. 513 – 514.

[31] Ibid. S. 515.

[32] Модров Х. Указ. соч. С. 296.

[33] Горбачев-Фонд. Ф.1. Оп. 1. 11. XI1989.

[34] Там же.


 

У вас недостаточно прав для добавления комментариев.
Чтобы оставить комментарий, Вам необходимо зарегистрироваться на сайте.